Рассказы. Христиане.

1 :: 2 :: 3

- Нет. Разве когда старая буду или помирать начну, тогда покаюсь,- да уж это какое покаяние? Грешила-грешила, а потом взяла да в одну минуту и покаялась. Нет уж, дело конченное.

- Какое уже тогда покаяние! - басом подтвердила внимательно слушавшая Кравченко.- Пела-пела песни, да пиво пила, да мужчин принимала, а там, хвать, и покаялась. Кому такое покаяние нужно? Нет уж, дело конченное.

Она подвинулась и жирными, короткими пальцами сняла с плеча Карауловой ниточку; та не пошевельнулась.

"Хорошо они, должно быть, поют вместе дуэтом,- подумал защитник,- у этой грудь, как кузнечные мехи. С тоскою поют. Где этот дом, что-то я не помню".

Председатель развел руками и, снова сделав любезное и религиозное лицо, отпустил священника:

- Извините, батюшка!.. Такое упрямство! Извините, что побеспокоили.

Священник поклонился и стал на свое место, у аналоя, и руки, поправлявшие наперсный крест, слегка дрожали. В публике шептались, и ремесленник, у которого бородка за это время как будто еще более поредела, тянул шею всюду, где шепчутся, и счастливо улыбался.

- Вот так загвоздила! - громко шептал он, встретив чей-нибудь взгляд.

Подсудимый, недовольный задержкой, брезгливо смотрел на Караулову, поспешно крутил усики и что-то соображал.

Суд совещался.

- Ну что же делать? Ведь это же идиотка! - гневно говорил председатель.- Ее люди в царство небесное тащат, а она...

- По моему мнению,- сказал член суда,- нужно бы освидетельствовать ее умственные способности. В средние века суд приговаривал к сожжению женщин, которые, в сущности, были истеричками, а не ведьмами.

- Ну, вы опять за свое! Тогда нужно раньше освидетельствовать прокурора: вы посмотрите, что он выделывает!

Товарищ прокурора, молодой человек в высоком воротничке и с усиками, вообще странно похожий на обвиняемого, уже давно старался привлечь на себя внимание суда. Он ерзал на стуле, привставал, почти ложился грудью на пюпитр, качал головою, улыбался и всем телом подавался вперед, к председателю, когда тот случайно взглядывал на него. Очевидно было, что он что-то знает и нетерпеливо хочет сказать.

- Вам что угодно, господин прокурор? Только, пожалуйста, покороче!

- Позвольте мне...

И, не ожидая ответа, товарищ прокурора выпрямился и стремительно спросил Караулову:

- Обвиняемая,- виноват, свидетельница,- как вас зовут?

- Груша.

- Это будет... это будет Аграфена, Агриппина. Имя христианское. Следовательно, вас крестили. И когда крестили, назвали Аграфеной. Следовательно...

- Нет. Когда крестили, так назвали Пелагеей.

- Но вы же сейчас при свидетелях сказали, что вас зовут Грушей?

- Ну да, Грушей. А крестили Пелагеей.

- Но вы же...

Председатель перебил:

- Господин прокурор! Она и в списке значится Пелагеей. Вы поглядите!

- Тогда я ничего не имею...

Он стремительно раздвинул фалды сюртука и сел, бросив строгий взгляд на обвиняемого и защитника.

Караулова ждала. Получалось что-то нелепое. В публике говор становился громче, и судебный пристав уже несколько раз строго оглядывался на зал и поднимал палец. Не то падал престиж суда, не то просто становилось весело.

- Тише там! - крикнул председатель.- Господин пристав! Если кто будет разговаривать, то удалите его из зала.

Поднялся присяжный заседатель, высокий костлявый старик, в долгополом сюртуке, по виду старообрядец, и обратился к председателю:

- Можно мне ее спросить?.. Караулова, вы давно занимаетесь блудом?

- Восемь лет.

- А до того чем занимались?

- В горничных служила.

- А кто обольстил? Сынок или хозяин?

- Хозяин.

- А много дал?

- Деньгами десять рублей, да серебряную брошку, да отрез кашемиру на платье. У них свой магазин в рядах.

- Стоило из-за этого идти!

- Молода была, глупа. Сама знаю, что мало.

- Дети были?

- Один был.

- Куда девала?

- В воспитательном помер.

- А больна была?

- Была.

Старик сухо отвернулся и сел и, уже сидя, сказал:

- И впрямь, какая ты христианка! За десять рублей душу дьяволу продала, тело опоганила.

- Бывают старички и больше дают! - вступилась за подругу Пустошкина.- Намедни у нас тоже старичок один был, степенный, вроде как вы...

В публике засмеялись.

- Свидетельница, молчите,- вас не спрашивают! - строго остановил председатель.- Вы кончили? А вам что угодно, господин присяжный заседатель? Тоже спросить?

- Да уж позвольте и мне слово вставить, когда на то дело пошло...- тонким, почти детским голоском сказал необыкновенно большой и толстый купец, весь состоящий из шаров и полушарий: круглый живот, женская округлая грудь, надутые, как у купидона, щеки и стянутые к центру кружочком розовые губы.- Вот что, Караулова, или как тебя там, ты с богом считайся как хочешь, а на земле свои обязанности исполняй. Вот ты нынче присягу отказываешься принимать: "Не христианка я"; а завтра воровать по этой же причине пойдешь, либо кого из гостей сонным зельем опоишь,- вас на это станет. Согрешила, ну и кайся, на то церкви поставлены; а от веры не отступайся, потому что ежели ваш брат да еще от веры отступится, тогда хуть на свете не живи.

- Что ж, может, и красть буду... Сказано, что не христианка.

Купец качнул головой, сел и, подавшись туловищем к соседу, громко сказал:

- Вот попадется такая баба, так все руки об нее обломаешь, а с места не сдвинешь.

- Они и толстые которые, господин судья, не все честные бывают...- вступилась Пустошкина.- Намедни к нам один толстый пришел, вроде их, напил, набезобразил, нагулял, а потом в заднюю дверку хотел уйти,- спасибо, застрял. "Я, говорит, воском и свечами торгую и не желаю, чтобы святые деньги на такое поганое дело ишли", а сам-то пьян-распьянехонек. А по-моему...

- Молчите, свидетельница!

- Просто они жулик, больше ничего. Вот тебе и толстые!

- Молчите, свидетельница, а то я прикажу вас вывести. Вам что еще угодно, господин прокурор?

- Позвольте мне... Свидетельница Караулова, я понял, Что это у вас кличка Груша, а зовут вас все-таки Пелагеей. Следовательно, вас крестили; а если вас крестили по установленному обряду, то вы христианка, как это и значится, наверное, в вашем метрическом свидетельстве. Таинство крещения, как известно, составляет сущность христианского учения...

Прокурор, овладевая темой, становился все строже.

- Сейчас заговорит о паспорте...- шепнул председатель и перебил прокурора: - Свидетельница, вы понимаете: раз вас крестили, вы, значит, христианка. Вы согласны?

- Нет.

- Ну вот видите, прокурор, она не согласна. Становилось досадно. Пустяки, бабье вздорное упрямство тормозило все дело, и вместо плавного, отчетливого, стройного постукивания судебного аппарата получалась нелепая бестолковщина. И к обычному тайному мужскому презрению к женщине примешивалось чувство обиды: как она ни скромничает, а выходит, как будто она лучше всех, лучше судей, лучше присяжных заседателей и публики. Электричество горит, и все так хорошо, а она упрямится. И никто уже не смеется, а ремесленник с выщипанной бородкой внезапно впал в тоску и говорит: "Вот я тебя гвозданул бы разок, так сразу бы поняла!" Сосед, не глядя, отвечает: "А тебе бы, братец, все кулаком; ты ей докажи!" - "Молчите, господин, вы этого не понимаете, а кулак тоже от господа дан".- "А бороду где выщипали?" - "Где бы ни выщипали, а выщипали..." Судебный пристав шипит, разговоры смолкают, и все с любопытством смотрят на совещающихся судей.

- Послушайте, Лев Аркадьич, ведь это бог знает что такое! - возмущается член суда.- Это не суд, а сумасшедший дом какой-то. Что мы судим ее, что ли, или она нас судит? Благодарю покорно за такое удовольствие!

- Да вы-то что? Что ж, я нарочно, по-вашему? - покраснел председатель.- Вы поглядите на эту, на толстую, на Кравченко,- ведь она глазами ее ест. Ведь они тут новую ересь объявят, а я отписывайся! Благодарю вас покорнейше! И не могу же я отказывать, раз уж позволили... Вам угодно что-нибудь сказать, господин присяжный заседатель? Только, пожалуйста, покороче,- мы и так потеряли уже полчаса.

Молодой человек необыкновенно интеллигентного, даже одухотворенного вида; волосы у него были большие, пушистые, как у поэта или молодого попа; кисть руки тонкая, сухая, и говорил он с легким усилием, точно его словам трудно было преодолеть сопротивление воздуха. Во время переговоров с Карауловой он страдальчески морщился, и теперь в тихом голосе его слышится страдание:

- Это очень печально, то, что вы говорите, свидетельница, и я глубоко сочувствую вам; но поймите же, что нельзя так умалять сущность христианства, сводя его к понятию греха и добродетели, хождению в церковь и обрядам. Сущность христианства в мистической близости с богом...

- Виноват...- перебил председатель.- Караулова, вы понимаете, что значит мистический?

- Нет.

- Господин присяжный заседатель! Она не понимает слова "мистический". Выражайтесь, пожалуйста, проще: вы видите, на какой она, к сожалению, низкой ступени развития.

- Лик Христов - вот основание и точка. Небо раскрылось после обрезания, и нет ни греха, ни добродетели, ни богатства. Прерывистый, задыхающийся шепот - вот эмбрион всех сфинксов...

- Господин присяжный заседатель! Я тоже ничего не понимаю. Нельзя ли проще?

- Проще я не могу...- грустно сказал заседатель.- Мистическое требует особого языка... Одним словом,- нужна близость к богу.

- Караулова, вы понимаете? Нужна только близость к богу - и больше ничего.

- Нет. Какая уж тут близость при таком деле! Я и лампадки в комнате не держу. Другие держат, а я не держу.

- Намедни,- басом сказала Кравченко,- гость пива мне в лампадку вылил. Я ему говорю: "Сукин ты сын, а еще лысый". А он говорит: "Молчи, говорит, мурзик,- свет Христов и во тьме сияет". Так и сказал.

- Свидетельница Кравченко! Прошу без анекдотов! Вам еще что нужно, свидетель?

Свидетель, частный пристав в парадном мундире, щелкает шпорами.

- Ваше превосходительство! Разрешите мне уединиться со свидетельницей.

- Это зачем еще?

- Относительно присяги, ваше превосходительство. Я в ихнем участке, где ихний дом... Я живо, ваше превосходительство... Она присягу сейчас примет.

- Нет,- сказала Караулова, немного побледнев и не глядя на пристава.

Тот повернул голову, грудь с орденами оставляя суду:

- Нет, примете!

- Нет.

- Посмотрим...

- Посмотрите...

- Довольно, довольно!..- сердито крикнул председатель.- А вы, господин пристав, идите на свое место: мы пока в ваших услугах не нуждаемся.

Щелкнув шпорами, пристав с достоинством отходит. В публике угрюмый шепот и разговоры. Ремесленник, расположение которого снова перешло на сторону Карауловой, говорит: "Ну, теперь держись, баба! Зубки-то начистят,- как самовар, заблестят".- "Ну, это вы слишком!" - "Слишком? Молчите, господин: вы этого дела не понимаете, а я вот как понимаю!" - "Бороду-то где выщипали?" - "Где ни выщипали, а выщипали; а вы вот скажите, есть тут буфет для третьего класса? Надо чирикнуть за упокой души рабы божьей Палагеи".

- Тише там! - крикнул председатель.- Господин судебный пристав! Примите меры!

Судебный пристав на цыпочках идет в места для публики, но при его приближении все смолкают, и так же на цыпочках он возвращается обратно. Репортер с жадностью исписывает узенькие листки, но на лице его отчаяние: он предвидит, что цензура ни в каком случае не пропустит написанного.

- Как хотите, а нужно кончить! - говорит член суда.- Получается скандал.

далее