Пьесы. Океан.

1 :: 2 :: 3 :: 4 :: 5 :: 6 :: 7 :: 8 :: 9 :: 10 :: 11 :: 12 :: 13 :: 14 :: 15 :: 16 :: 17 :: 18 :: 19 :: 20 :: 21 :: 22

Хаггарт . Нет, я не приказывал матросу. Я сам своею рукою убил Филиппа.

Молчание.

Хорре . Нони! Скажи-ка им, чтобы развязали мне руки и отдали трубку!

– Не торопись! – гремит поп. – Побудешь и связанным, пьяница! И бойся развязанной веревки, как бы не свернулась она петлей.

Но, следуя какому-то неуловимому движению или взгляду Хаггарта, Мариетт подходит к матросу и распутывает узлы. И снова все молча смотрят на ее склоненную, тревожную голову. Потом переводят глаза на Хаггарта – как смотрели прежде на кораблик, так теперь на него.

И сам он позабыл об игрушке – словно очнувшись, обводит взором рыбаков, долго глядит на темную занавеску.

Аббат . Хаггарт, это тебя я спрашиваю. Кто принес тело Филиппа?

Хаггарт . Я. Это я принес его и посадил у двери, головой к двери, лицом к морю. Это было трудно, так как он все падал. Но это сделал я.

Аббат . Зачем ты сделал так?

Хаггарт . Не знаю, наверное. Я слыхал, что у Филиппа есть мать, старуха и я подумал, что так будет приятнее им обоим – и ему и матери.

Аббат ( сдержанно ). Ты смеешься над нами?

Хаггарт . Нет. Почему ты думаешь, что я смеюсь? Мне совсем не смешно, как и вам. Это он, Филипп, сделал кораблик?

Никто не отвечает. Мариетт говорит, вставая и через стол наклоняясь к Хаггарту:

– Ты не сказал ли так, Хаггарт: мой бедный мальчик! Я убил тебя, потому что должен был убить, а теперь я отнесу тебя к матери, мой милый мальчик.

– Это очень печальные слова. Кто подсказал их тебе, Мариетт? – удивленно спрашивает Хаггарт.

– Я слышала их. И не сказал ли ты дальше: мать, вот я принес тебе твоего сына и у твоей двери посадил его: возьми твоего мальчика, мать.

Хаггарт молчит.

– Не знаю, – с горечью гудит аббат: – не знаю, у нас никто не убивает, и мы не знаем, как это делается. Может быть, так и надо: убить и убитого принести к порогу матери... Ты что смотришь на меня, рожа?

Хорре ( грубо ). И – по-моему – его надо было бросить в море. Ваш Хаггарт с ума сошел, я давно говорю это.

Вдруг старый Десфосо кричит при гуле одобрения остальных:

– Ты молчи! Его мы отправим в город, а тебя сами повесим, как кошку, хоть ты и не убивал.

– Тише, старик, тише! – останавливает аббат, пока Хорре с молчаливым презрением смотрит поверх голов. – Хаггарт, я спрашиваю тебя: за что ты отнял жизнь у Филиппа? Она была ему нужна, как тебе твоя.

Хаггарт . Он был женихом Мариетт – и...

Аббат . Ну?

Хаггарт . И... Не хочу говорить. Зачем вы раньше не спросили, пока он был жив? Теперь я убил его.

– Но... – говорит аббат и в тяжелом голосе его звучит мольба: – может быть, ты уже раскаиваешься, Хаггарт? Ты славный человек, Гарт, я тебя знаю, ты трезвый не можешь обидеть и мухи. Может быть, ты хлебнул лишнего, это бывает с молодыми людьми, и Филипп что-нибудь сказал тебе, а ты...

– Нет.

– Нет? Ну, нет, так нет – верно, дети? А может быть, на тебя что-нибудь нашло, ведь это тоже бывает с людьми: вдруг найдет на человека красный туман, завоет в сердце зверь и... Тут достаточно и слова, чтобы...

– Нет, Филипп ничего мне не говорил. Он проходил по дороге, когда я выскочил из-за большого камня и всадил нож ему в горло. Он не успел даже испугаться. Но если хотите... – Хаггарт нерешительно обводит глазами рыбаков, – мне немного жаль его. То есть, так, совсем немного. Это он делал игрушку?

Аббат угрюмо опускает голову. И снова кричит Десфосо при одобрительных кивках остальных.

– Нет! Ты спроси его, аббат, что делал он у церкви. Дан видел их в окно. Не скажешь ли ты, что с твоим проклятым матросом не был у церкви. Что ты там делал, говори?

Хаггарт пристально смотрит на вопрошающего и медленно говорит:

– Я разговаривал с дьяволом.

Сдержанный гул. Аббат вскакивает с места и гневно ревет:

– Так пусть же он сядет на твою шею. Эй, Пьер, Жюль, свяжите его покрепче до утра. И того, этого, что с ним! А. утром – утром отведите его в город к судьям. Я не знаю их проклятых городских законов, – в отчаянии кричит аббат, – но тебя там повесят, Хаггарт! Ты будешь болтаться на веревке, Хаггарт!

Хорре отталкивает грубо молодого рыбака, подошедшего к нему с веревкой, и тихо говорит Десфосо:

– Важное дело, старичок. Отойди-ка на минутку – не нужно, чтобы он слыхал, – кивает на Хаггарта.

– Я тебе не верю.

– И не надо. Это я так, Нони, дельце тут одно есть. Пойдем, пойдем, да не бойся – ножа у меня нет!

Отходят в сторону и шепчутся. Хаггарт молча ждет, чтобы его связали, но никто не подходит. И все вздрагивают, когда вдруг громко начинает Мариетт:

– Ты, может быть, думаешь, что все это справедливо, отец? А почему же ты не спросишь меня: ведь я его жена. Ты не веришь, что я его жена? Тогда я принесу маленького Нони. Вы хотите, чтобы я принесла маленького Нони? Он спит, но я разбужу его. Раз в жизни он может проснуться среди ночи, чтобы сказать, что вот этот, которого вы хотите повесить в городе, его отец?

– Не надо, – говорит Хаггарт.

– Хорошо, – покорно отвечает Мариетт. – Он приказывает, и я должна подчиниться – ведь он мой муж. Пусть спит маленький Нони. Но я-то ведь не сплю, я-то ведь здесь. Отчего же вы не спросите меня: Мариетт, как могло случиться, чтобы твой муж, Хаггарт, убил Филиппа?

Молчание. Решает вернувшийся, чем-то взволнованный, Десфосо:

– Пусть скажет. Она его жена.

– Ты не поверишь, Десфосо, – говорит Мариетт с нежной и печальной улыбкой, обращаясь к старому рыбаку, – ты не поверишь, Десфосо, какие мы, женщины, странные и смешные существа!

Обращаясь ко всем с тою же улыбкой:

– Вы не поверите, какие у нас женщин, бывают странные желания, такие хитрые, маленькие злые мысли. Ведь это я уговорила мужа убить Филиппа! Да, да – он не хотел, но я уговорила его, я так плакала и грозила, что он согласился. Ведь мужчины всегда соглашаются – не правда ли, Десфосо?

Хаггарт, сдвинув брови, в крайнем недоумении смотрит на жену. Та продолжает, не глядя на него все с тою же улыбкой:

– Вы спросите: зачем же мне нужна была смерть Филиппа? Да, да – вы спросите, это я знаю. Ведь он никогда не делал мне зла, этот бедный Филипп, не правда ли? Ну, так я вам скажу: он был мой жених. Я не знаю, поймете ли вы меня. Ты, старый Десфосо – ты не станешь убивать девушку, которую ты поцеловал однажды? Конечно, нет. Но мы, женщины, такие странные существа – вы даже не можете представить, какие мы странные, темные, смешные существа. Филипп был мой жених и целовал меня...

Вытирает рот и продолжает со смехом:

– Вот я и теперь вытираю рот. Вы все видели, как я вытирала рот? Это я стираю поцелуи Филиппа. Вы смеетесь? Но спроси твою жену, Десфосо, хочет ли она жизни того, кто целовал ее до тебя? Спроси всех женщин, которые любят, даже старух – даже старух! в любви мы не стареем никогда. Уж такие мы родились – женщины.

Хаггарт почти верит. Ступив на шаг вперед, он спрашивает:

– Ты меня уговаривала? Может быть, это правда, Мариетт: я не помню.

Мариетт со смехом:

– Вы слышите, он забыл. Поди прочь; Гарт: не скажешь ли ты еще, что это ты сам придумал? Вот какие вы, мужчины, вы все забываете. Не скажешь ли ты еще, что я...

далее